Thursday, 23 October 2008

разговор о деньгах

В третьем секторе ситуация стала здорово ухудшаться еще в докризисное время. западные фонды потихонечку сокращали свое присутствие, не видя особого смысла помогать вставшей с колен, богатой и самостоятельной стране. Участие бизнеса, конечно, понемногу растет (возможно, следует уже говорить "росло"). Вот только знаете, что вы услышите от бизнесмена, придя к нему за деньгами на благотворительность? "мы уже помогаем детскому дому". Я не очень хорошо представляю детские дома в провинции, думаю там по-разному все. В Петербурге наблюдала (и участвовала в качестве переводчика) такую сценку года полтора назад: итальянский пенсионер-архитектор приехал узнать, не нужно ли чего нашим детским домам. Он организовывал помощь для индии, африки, и имел в виду чистую гуманитарку. Еда, одеяла, одежда. Ему рассказали о трудностях детского дома №Х: нужны костюмы для театральной постановки.
Это очень хорошо, что детским домам помогают. Комфорт, похожая на домашнюю обстановка - это не самое главное, но это тоже важно когда у ребенка нет дома и семьи. И когда ребенку из детского дома спонсоры покупают фототехнику, это хорошо и правильно (не только потому, что потом этот ребенок поступит учиться на оператора в кулек). И игрушки, и кружки, все это правильно и хорошо. Вот только - почему-то помогают главным образом тем детским домам, которые на профессиональном жаргоне называются "норма". А вот желающих помогать какому-нибудь "интернату восьмого типа" (для детей с тяжелыми интеллектуальными нарушениям) почти нет. Почему? Не знаю. Может быть, потому что дети там не такие умильные. Может, потому что результаты никогда не будут такими впечатляющими: дети из психоневрологических интернатов вряд ли порадуют благотворителей поступлением в вуз. Может, это просто детский страх - все, что связано с психиатрией, вызывает у обывателя брезгливую тревогу.
Еще непонятно, почему никто не стремится помогать детям, которые живут в бедных, неблагополучных семьях. Казалось бы, поможешь одинокой юной мамаше - глядишь, и ребенок вообще не попадет в детский дом. Но почему-то помощь начинается с того момента, когда плохое уже случилось.
Да, отвлеклась я. Все это к чему? Детские дома стали таким канализатором общественной доброты. Они получают много, в москве по крайней мере и в петербурге, иногда даже до странного. Я, например, не очень понимаю зачем ставить в детском доме шикарные деревянные двери, которые далеко не каждая семья может себе позволить. Что, все остальное уже хорошо? А скольким на эти деньги можно было выпускникам этого же детского дома, или другого какого-нибудь, помочь с обустройством? А сколько, извините, памперсов можно было купить для дома ребенка? вы знаете, что в домах ребенка постоянно не хватает памперсов?
И совсем уж слабо я себе представляю, чтобы на местные гранты смогли существовать организации, которые помогают например вич-инфицированным матерям или "работницам уличного коммерческого секса". В отечественной благотворительности очень высокий порог входа: чтобы тебе помогли, ты должен быть нравственно безупречным, по возможности здоровым, желательно русским.

Monday, 12 May 2008

Тайна усыновления

Как правило тайну усыновления связывают с защитой ребенка. Дескать, узнает ребенок что мама его бросила, или что она была к примеру алкоголичкой - и получит травму. Опасаются появления у ребенка навязчивой идеи поиска настоящих родителей. Переживают за реакцию общества - другие дети, мол, будут дразнить.
Как мне кажется, тайна усыновления в большей степени нужна для защиты усыновителей. Для ребенка она гораздо более травматична, чем грамотно поданная информация. Рано или поздно тайное становится явным. И вот тут уже будет по-настоящему травматично - вы мне лгали в этом, значит как я могу верить в остальном?
Жанна ван дер Брук, автор моей любимой книжки про детско-родительские отношения, пишет о том, почему родители врут: "хочется приукрасить реальный мир, до оценки прелести которого сами родители еще не доросли". Ребенку взрослые приписывают собственные мотивы и страхи. Усыновители часто испытывают сложные чувства к биологическим родителям - особенно те усыновители, у которых своих детей нет. Там и злость за страдания, причиненные ребенку, и ревность - потому что как бы ни были они плохи, а мы хороши, а родными мы все равно не станем. и зависть даже - особенно у женщин, которые своих детей не могут иметь, это проявляется. и страх, что вмешаются в жизнь семьи. Словом, там буря эмоций, из-за которой усыновитель часто не способен относиться к биологическим родителям с благодарностью - как к людям, давшим жизнь ребенку. а их неспособность этого ребенка вырастить воспринимать как слабость, а не безнравственность.
Про навязчивое желание найти своих настоящих родителей. Это, собственно, самый обыкновенный эскапизм. И как любое другое бегство в мир фантазий связан он с проблемами в реальной жизни. Если ребенок мечтает о биологических родителях - значит, он чего-то недополучает от своей реальной семьи.
Про то, что другие дети будут дразнить. Дети друг друга дразнят не потому, что приемный, фамилия смешная или рыжий. Парией становится в любой группе - как взрослой, так и детской - тот, у кого самая высокая тревожность. Это закон групповой динамики. А высокую тревожность дети приносят из семьи. Ребенок, у которого любящие и уверенные в себе родители, никогда не будет отверженным в классе или детсадовской группе, свои отличия от других он будет носить с гордостью а не со стыдом. В действительности, осуждения общества боятся как раз взрослые - особенно в провинции, и особенно женщины которые усыновляют детей потому что не могут иметь своих. И связано это с чувством вины за свою женскую "неполноценность" - именно так женщины часто вопринимают бесплодие.

У каждого из нас есть корни. Родители, бабушки, дедушки. Семейные легенды, похожие родинки, традиционные семейные имена. Это вещи, которые вопринимаются как само собой разумеющееся когда ты вырос в родной семье. Это вещи, которыми многие начинают интересоваться в какой-то момент: а кто был мой прадедушка? а дедушка воевал? а откуда родом семья? а почему меня так назвали? когда тайну усыновления скрывают - часто уничтожают подчистую документы, и даже имя бывает меняют ребенку. Все это нагромождение лжи и уничтожение правды и вредно, и бессмысленно, и безнравственно.

Friday, 9 May 2008

госпитализм

если ребенок попадает в дом малютки, скажем, месяцев в 8, а до этого жил в семье - он довольно активно стремиться обратить на себя внимание, улыбается взрослым, интересуется окружающим миром. И пытается установить отношения привязанности с взрослым, которые ему необходимы для спокойного, нормального развития. Его усилия тщетны - внимания каждому ребенку уделяется ровно столько, чтобы он был сыт, чист, одет и вел себя в соответствии с распорядком. Не потому что воспитатели такие плохие - просто их физически на всех не хватает.
проходит несколько месяцев. ребенок уже прекратил пытаться. он не обращает внимания на входящих в комнату взрослых. он сидит в кроватке с застывшим взглядом, раскачивается взад-вперед, сосет палец. Это состояние называется госпитализм. Ребенок, который не кричит, не плачет, не пытается забраться куда не надо, гораздо удобнее для воспитателей чем более сохранный и более активный. Чем тот, например, к которому каждый день приходит мама и который после ее ухода каждый раз подолгу надрывно кричит "мама! мама!", с одной и той же интонацией, с одинаковыми интервалами, со всей силой голоса, какая у полуторагодовалого есть. Чем тот, который бьет и кусает других детей, чтобы хоть в какой-нибудь форме получить побольше внимания взрослых. про ребенка, который перестал кричать, думают "привык". скорее подошло бы слово "смирился".
дети в доме ребенка на яркие предметы обращают больше внимания, чем на людей - у них нет опыта отношений, который позволил бы им научиться завязывать новые.
впрочем, интерес к неживым объектам у них тоже меньше чем у растущего с любящей мамой ребенка. Когда базовая потребность в отношениях не удовлетворена - на исследование окружающего мира ресурса нет.
Нет ресурса для развития, нет умения радоваться жизни. часто нет и воли к жизни - смертность в домах ребенка в четыре раза выше чем общая детская смертность. это статистика нашей страны.